Писатель Константин Случевский (псевдонимы — И.Н.С., Серафим Неженатый, П. Телепнев) родился в год смерти Пушкина, построил карьеру чиновника, писал много стихов и прозу. Как поэта его переоценивали и недооценивали, называли графоманом и гением. Сам он считал себя «поэтом неуловимого», а его стихи после многочисленных пародий и критики оказалась особенно интересны символистам.
И мнится при луне, что мир наш - мир загробный,
Что где-то, до того, когда-то жили мы,
Что мы — не мы, послед других существ, подобный
Жильцам безвыходной, таинственной тюрьмы.
(К. Случевский, Lux aeterna)
Сначала поэта называли «орленком», «вторым Лермонтовым», пророчили «великую славу» и в то же время находили в его стихах «дисгармоничные» и «безобразные» строчки, ругали за поэтические штампы и канцелярские обороты, синтаксически трудные конструкции, элементы разговорных интонаций и другие элементы, усиливающие стилистическую дисгармонию.
«…Случевский оригинален. У него есть своя интонация, свои типажи, свой взгляд на вещи. У него есть то, что свойственно лишь большим художникам — свой микрокосмос. И всё же я остановился. Я не скажу: «заслуженно забытый»... Но я усомнился в своём праве, когда хотел поставить его в ряд с Тютчевым, Некрасовым, Баратынским...» (Ю. Халфин, «Одинокий факел на старом кладбище. Забытый русский поэт Константин Случевский»)
Только ближе к концу жизни его стали называть «королем русской поэзии». И два раза в месяц приходить разговаривать о литературе, а также писать экспромты в стихах на вечерние «Пятницы К.К. Случевского». Гостями этих собраний были Владимир Соловьев, Бальмонт, Мережковский с Зинаидой Гиппиус, Сологуб, Бунин. Меню ужина было всегда одинаковым: несколько закусок, окорок холодной телятины, вместо вина — графин водки и несколько кувшинов кваса.
После смерти писателя (25 сентября 1904 г.) кружок переименовали в «Вечера Случевского», который просуществовал до осени 1917 года, дольше прочих литературных салонов Петербурга.
«Менее всего Случевский был художник. Он писал свои стихи как-то по-детски, каракулями, — не почерка, а выражений. В поэзии он был косноязычен, но как Моисей. Ему был нужен свой Аарон, чтобы передавать другим божеские глаголы <…> Стихи Случевского часто безобразны, но это то же безобразие, как у искривленных кактусов или у чудовищных рыб-телескопов. Это — безобразие, в котором нет ничего пошлого, ничего низкого, скорее своеобразие, хотя и чуждое красивости». (В.Я. Брюсов, «Весы», 1904, № 10. «Поэт противоречий (К. Случевский)»)
Случевский писал также прозаические тексты: сказки, письма, воспоминания, рассказы, повести, три тома географо-этнографических очерков «По северу России», романы. Специально для своих пятерых детей (от первой жены) в начале 90-х годов XIX века Случевский написал серию небольших книг «Книжки моих старших детей», где рассказывал о традициях разных народов, истории, культуре, памятных местах России. Его младшая дочь, шестой по счету ребенок (от второго брака) стала в итоге наследницей архива писателя.
В электронном каталоге Библиотеки им. Н.А. Некрасова можно найти и почитать разные произведения Константина Случевского, а также исследования его творчества. Мы сделали небольшую подборку из тех его текстов, которые стали объектами знаменитых пародий.
«… стихи его -—и ранние, и поздние — не слабые, а скорее «неровные»: рядом с почти гениальной строкой может появиться следующая, совершенно «косноязычная». Современники сетовали, что он «портит» стих, «растрепал» его, что он «дисгармоничен» и «безобразен», как кактус. Однако эта неровность придает его Музе то, что Евгений Баратынский называл «лица необщим выраженьем». Случевский интересен тем, что всегда стремился уловить неуловимое… («Российская газета», интервью с Еленой Тахо-Годи)
Отец будущего русского писателя Константина Случевского был дворянином и высокопоставленным чиновником. Он рассчитывал, что его сын выберет военную карьеру, поэтому отправил его сначала на воспитание в Первый кадетский корпус, откуда 18-летний Константин выпустился круглым отличником и в звании прапорщика. Но не домой, а на службу в Семеновский полк, затем в лейб-гвардии стрелковый Его Императорского Величества батальон, после чего поступил в Академию Генерального штаба. Затем он решил бросить военную службу, поехал слушать лекции в Европу и стал в итоге доктором философии.
Вернувшись на родину, он все-таки решил стать успешным чиновником и у него это получилось. После службы в трех разных министерствах он входил в совет министра внутренних дел, Главного управления по делам печати, а также получил придворное звание гофмейстера.
Много лет Случевский был главным редактором крупного официального СМИ тех конца 18 начала 19 вв. — ежедневной Санкт-Петербургской газеты «Правительственный вестник».
Его первые стихи и переводы были опубликованы в конце 1850-х гг. в разных журналах. Например, в «Отечественных записках», а в 1860 году (по рекомендации И. Тургенева) попали в некрасовский «Современник», все о нем заговорили. Одни критики не испытывали восторга от произведений молодого неизвестного автора, а некоторые считали их дворянской «чистой поэзией», восхищались индивидуализмом и совмещением реализма с мистикой. В числе последних, к примеру, Аполлон Григорьев. Из-за публичных «восторгов» последнего в журнале «Светоч» появилась такая язвительная заметка одного фельетониста: «Да, уж иной раз, действительно, мы так похвалим и ободрим какого-нибудь даровитого юношу, что не поздоровится от этаких похвал. Аполлон Григорьев уже это доказал».
На самом деле критиковать Случевского стали буквально после его дебюта в «Современнике». Например, авторы сатирического журнала «Искра» писали пародии на его стихи:
Подбоченясь ходит месяц
Голубой лазурной высью,
От востока и на запад
Пробегает плавной рысью.
(Д. Минаев)
Ходит ветер избочась
Вдоль Невы широкой,
Снегом стелет калачи
Бабы кривобокой.
(К. Случевский)
Нападки на стихи Случевского подхватил журнал «Светоч», где его называли «юным маменькиным сынком», замучившего всех знакомых своим творчеством, а также говорили:
…Прозябанье трав и злаков,
Мрачный голос мертвецов,
Пауки, жуки и крысы -
Вот предмет его стихов.
За хулу своих творений
Он готов был всех убить
И сердился, что журналы
Не хотят ему платить.
(А. Сниткин)
Критик В.Курочкин посвятил «новоявленному гению» и его покровителю Ап. Григорьеву в журнале «Искра» специальный фельетон и такой стих:
Пускай до времени под паром
Лежат журналы без стихов,
Пусть не печатаются даром
Случевский, Страхов и Кусков.
(Н. Курочкин)
Со временем Тургенев, которому «чудились зародыши великого таланта» в Случевском, написал ему: «Я начинаю думать, что из всех способностей, входящих в состав настоящего поэтического таланта, у Вас находится лишь одна способность фантастической живописи — но этого мало…». (Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Письма. 2-е изд. М., 1978)
Больше всего разговоров, обсуждений, нападок и пародий вызвало стихотворение Случевского «На кладбище», опубликованное в январском выпуске «Современника» в 1860 году.
Я лежу себе на гробовой плите,
Я смотрю, как ходят тучи в высоте,
Как под ними быстро ласточки летят
И на солнце ярко крыльями блестят.
Я смотрю, как в ясном небе надо мной
Обнимается зелёный клён с сосной,
Как рисуется по дымке облаков
Подвижной узор причудливых листов.
Я смотрю, как тени длинные растут,
Как по небу тихо сумерки плывут,
Как летают, лбами стукаясь, жуки,
Расставляют в листьях сети пауки...
«И какие удивительные люди поэты, подобные г-ну Случевскому! Сейчас видно, что у них в голове что-то не так, как у других людей. Если мы с вами, г-н редактор, вздумаем пойти на кладбище да улечься на могильную плиту, — что из этого будет? Бока заболят, комары искусают лицо — и только. Пошёл г-н Случевский, прилёг — и видит, как грибы растут, и слышит, как мёртвые говорят. Удивительный слух и удивительное зрение! Мертвец очень деликатно просил г-на Случевского полежать за него час-другой в гробу, пока он совершит свою прогулку по белому свету. Но г-н Случевский не согласился — и умно сделал. Не писать бы ему больше элегий, а нам бы не читать их» — написал про него Н.Ломан, а затем предложил свою пародию на этот стих:
Я взобрался на могильную плиту
И внимательно смотрел, как на лету
Два тяжелые, кургузые жука
Колошматили друг друга под бока,
Как в объятиях березу дуб сжимал,
Как под деревом опёнок вырастал,
Как паук, среди своих дневных хлопот,
Фантастический выплясывал матлот.
Так на кладбище за жизнью я следил,
И Случевский мне на память приходил:
Вспомнил я, как он на кладбище лежал,
Как под ним мертвец о камень лбом стучал,
Как мертвец m-r Случевского просил,
Чтобы тот его на время хоть сменил...
Николай Добролюбов под псевдонимом Аполлон Капелькин написал в «Современнике» свою пародию на стихотворение Случевского «Мои желания»:
…Что за вопросы такие? Открыть тебе мысли и чувства!..
Мысли мои незаконны, желания странны и дики…
<…>
Прежде всего мне для счастья сыскать себе женщину надо.
Женщина вся в нежном сердце и в мягкости линий,
Женщина вся в чистоте, в непорочности чувства;
Мне не философа, мне не красавицу нужно; мне нужны
Ясные очи, коса до колен и подчас поцелуи.
С этакой женщиной труд будет легче и радость полнее.
(К. Случевский, 1857-1860)
Дики желанья мои, и в стихах всю их дичь изложу я:
Прежде всего я хочу себе женщину с длинной косою.
Ум и краса мне не нужны: пусть только целуется чаще.
С этакой женщиной вместе мне друга-философа надо.
С ней целоваться я буду, а мудрый мой друг в это время
Будет науки мне все изъяснять, чтоб не надо мне было
Время и зрение портить над мертвою речью печати…
(Аполлон Капелькин, 1860)
«Я один, совершенно один на той дороге, по которой иду. Есть много трагикомизма в моем положении. <...> Я кончаю свой третий десяток, и не знал, и не знаю удачи. Жизнь моя шла до сих пор, как несыгравшийся хор скрипачей, может быть, она пойдет так и дальше» — писал он в конце 60-х гг. Я. П. Полонскому.
После всех этих событий и гонений Случевский надолго замолчал. Только в 1866 году появились его «Явления русской жизни под критикою эстетики» — сборник полемических текстов против теорий Чернышевского и Писарева.
Снова писать стихи он начал в 1878 году. В новогоднем номере журнала «Новое время» вышла его поэма-сказку «В снегах». После этого Случевский возобновил писать стихи разных жанров (лирические, поэмы, мистерии, баллады) и печатать их в разных журналах.
С какой робостью в своей поэме «В снегах» отваживается Случевский на олицетворение месяцев, как извиняется перед читателями за «чертовщину»! (В.Я.Брюсов, «Весы», 1904, № 10. «Поэт противоречий (К. Случевский)»)
За 7 лет до собственной смерти, Случевский пишет о том, что может теперь дать совет «Как меньше пользоваться счастьем, Чтоб легче и быстрей страдать».
… Я видел варварские казни,
Я видел ужасы труда;
Я никого не ненавидел,
Но презирал — почти всегда,
<…>
Ничто, ничто мне не указка, —
Я не ношу вериг земли...
С моих высоких кругозоров
Всё принижается вдали.
О чем еще писал Константин Случевский в своих стихах
О жизни камней
Что, камни не живут? Не может быть! Смотри,
Как дружно все они краснеют в час зари,
Как сохраняют в ночь то мягкое тепло,
Которое с утра от солнца в них сошло!
Какой ужасный гул идет от мостовых!
Как крепки камни все в призваниях своих,-
Когда они реку вдоль берега ведут,
Когда покойников, накрывши, стерегут,
И как гримасничают долгие века,
Когда ваятеля искусная рука
Увековечит нам под лоском красоты
Чьи-либо гнусные, проклятые черты!
О зевках
Еду по улице: люди зевают!
В окнах, в каретах, повсюду зевки,
Так и проносятся, так и мелькают,
Будто над лугом весной мотыльки.
Еду... И сам за собой замечаю:
Спал я довольно, да будто не впрок!
Рот мой шевелится... право, не знаю:
Это улыбка или зевок?
О зубах казначея
Мой друг! Твоих зубов остатки
Темны, как и твои перчатки;
И сласть, и смрад речей твоих
Насели ржавчиной на них.
Ты весь в морщинах, весь из пятен,
Твой голос глух, язык невнятен;
В дрожаньи рук, в морганьи век
Видать, что ты за человек!
Но вот четыре длинных года,
Как ты, мой набожный урод,
Руководишь казной прихода
По отделению сирот!
О столице
Провинция — огромное bebe!
Всё тащит в рот и ртом соображает,
И ест упорно, если подмечает
Три важных буквы: С.П.Б.
Про топор
Ох! ударь ты, светлый мой топор!
Ох! проснись ты, темный, темный бор,
Чтобы знали, что идет работа горячо,
Разминается могучее плечо.
Ты ль рука людская не сильна!
Застонали, плачут ель, сосна...
Понастроим мы высоких теремов,
Лодок, бочек, колыбелей и гробов.
Повалились сосенка да ель!
Им мягка родных ветвей постель...
Уж с чего начнем мы строиться, с чего?
Вы скажите, братцы, что нужней всего?
<1870-1880-е гг.>
