24 октября Венедикту Ерофееву могло исполниться 80 лет. Но не исполнилось, потому что прожил он всего 51 год. В прошлом году мы поздравляли Вену (так его называли дома) с 79-летием спецрецептом коктейля «Ерофеев», а в этом решили составить на основе его биографии список действий, которые нужно/можно выполнить, чтобы почувствовать себя автором легендарной поэмы «Москва — Петушки» и некоторого количества других произведений, известных во всем мире.
Найти и заказать произведения Венедикта Ерофеева, исследования его творчества и воспоминания о нем можно в электронном каталоге Библиотеки имени Н.А. Некрасова.
Окончить школу с золотой медалью и поступить на филологический факультет МГУ.
Придумать способ не ходить на лекции: купить три коробки сибирских пельменей, съесть их сырыми, получить справку от врача о расстройстве пищеварения.
Перечислять наизусть все сорок библейских колен Израилевых, чтобы произвести впечатление на студентов, а особенно студенток.
Быть отчисленным через полтора года из МГУ. Поступить и учиться еще в трех педагогических институтах и отовсюду быть отчисленным.
«Тихонечко держать у себя в тумбочке библию». Возглавить группу студентов-«попов», периодически драться с комсомольцами.
Испытывать восторг при прослушивании песни «Проснись, вставай, кудрявая...» на музыку Шостаковича. Начать писать роман про него, но затем распространить новость, что рукопись была украдена в электричке вместе с авоськой, где еще лежали две бутылки бормотухи.
Любить Зинаиду Гиппиус и Николая Гоголя, немножко любить Мопассана («На воде»), совсем не любить Эмиля Золя (за бездушие), считать себя многим обязанным Кафке и Фолкнеру, завидовать Набокову, чувствовать духовную близость с Василем Быковым.
Видеть во сне собственные тексты.
Работать грузчиком продовольственного магазина, подсобником каменщика, истопником-кочегаром, дежурным отделения милиции, приемщиком винной посуды, бурильщиком в геологической партии, стрелком военизированной охраны, библиотекарем, коллектором в геофизической экспедиции, заведующим цементным складом, монтажником кабельных линий связи и т.д.
Организовать в общежитии рабочих литературный кружок. Читать мастерам по обжигу классику мировой литературы, искать в них поэтические таланты.
Считать работу лаборантом паразитологической экспедиции в Узбекистане и лаборантом института по борьбе с окрыленным кровососущим гнусом в Таджикистане — лучшими в своей трудовой биографии.
Написать свою самую известную работу, работая телефонным монтером. Рассчитывать только на самиздат в пределах родной страны, затем отправить текст контрабандой в Израиль (1973) и в Париж (1977).
Ко мне как-то приехали знакомые с бутылью спирта. Главным образом для того, чтобы опознать: что это за спирт? Говорят: «Давай-ка Ерофеев, разберись». После «Петушков» я слыву большим специалистом. А метиловый спирт и обычный, должен сказать, на вкус почти одинаковы. Ну, думаю, ценят, собаки, свою жизнь в отличие от моей. Чутьем, очень задним, я понял, что спирт хороший. Выпил рюмку — они смотрят, как я буду окочуриваться. Говорю: налейте-ка вторую. И ее опрокинул. Всматриваются в меня внимательно и хотя трясутся от нетерпения — ни-ни, не прикасаются. Вот такой дурацкий рационализм. С той поры он стал мне ненавистен. («Литературная газета». 1990. № 1, 3 января. Интервью вела Ирина Тосунян)
Не знать ответа на вопросы «кто виноват?» и «что делать?» и считать, что пора кончать с этой фразеологией.
Отзываться о вопросе «считаете ли вы себя интеллигентом?» как о самом «паскудном из всех вопросов».
Утверждать, что советская интеллигенция истребила русскую интеллигенцию, и «еще претендует на какое-то наследство...»
Не шутить по поводу безвозвратности, потому что «все, что делается в России — все безвозвратно».
Подозревать бесчеловечность «во всем совершенном и стремящемся к совершенству». Относиться с повышенной нежностью к тем, «кто при всех опысался».
Ненавидеть героев и подвиги. Считать комичной фразу «человек — это звучит гордо», а Буревестника — низким и двоедушным.
Называть себя «кротчайшей тварью Божьей».
Называть себя «человеком сюрпризным».
Прерывать слишком «концептуальные» разговоры следующими фразами: блоковской — «Пей да помалкивай», самоизобретенной — «Лучше ешь свое яблоко, ешь, это тебе больше идет, чем говорить про умное».
Писать стихи «под Маяковского», «под Игоря Северянина», но затем «прекратить валять дурака».
Любить музыку Шуберта, Брукнера, Шостаковича, Сибелиуса и др. Белеть от гнева, если кто-то не может распознать Шнитке на симфоническом концерте по телевизору.
Считать Ницше и Розанова своими учителями, повлиявшими на формирование мировоззрения.
Написать антикоммунистическую книгу-исследование.
Не переносить в людях пошлость и невежество. Возмущаться, если кто-то не читал Лотмана.
Не признавать тех, кто «оплевывает» Пушкина и Лермонтова.
Уважать Герцена. Считать идиотским монумент на месте клятвы Герцена и Огарева.
Преклоняться перед Цветаевой и сказать: «После того как Марина намылила петлю, женщинам в поэзии вообще больше делать нечего».
Недолюбливать пьяниц, а особенно тех, с кем «не об чем пить».
Называть приход гостей во время болезни «анестезирующим воздействием на душу».
Считать «латынь — родом музыки», принять под конец жизни католичество.
Знать Библию наизусть и говорить: «Я православие ненавижу за холуйство. Если бы Бог дал мне еще год жизни, я бы написал книгу о православии».
Выгонять гостей за скабрезные анекдоты или за кощунство.
Максимально экономить слова и заменять их по возможности «хмыканьем, жестом, выразительным молчанием».
Обрывать какой-нибудь разговор фразой: «Это все ерунда, а вот у меня есть идея...»
