Оригинальные сказки и адаптации Николая Корнейчука (настоящие имя и фамилия Чуковского, которые он не любил с самого детства, разделил свою фамилию на две части и придумал псевдоним) обвиняли в бессодержательности, оскорблении некоторых советских профессий; в том, что они развивают у детей суеверия, плохо влияют на формирование устной речи и переворачивают «правильные» представления о мире животных.
Известно, что писать сказки он начал для своей младшей дочки (всего у Чуковского было четверо детей — два сына и две дочери) Марии (он называл ее Мурочкой), прожившей всего 11 лет.
В советское время Чуковский был «живой легендой»: дети обожали и цитировали наизусть его произведения, но в прессе тех времен ему устроили настоящую травлю.
«Он часто играл с нами в такую игру: читал нам какие-нибудь неизвестные дотоле стихи, предлагая угадать автора, а когда моему брату было уже лет десять, а мне семь, объяснил нам основные размеры, показал их обозначения и затеял игру: кто скорее на слух определит размер. А еще позже он стал рассказывать нам биографии поэтов: Шевченко или Байрона, Пушкина или Лермонтова. А еще позже — демонстрировать соотношения между размером и ритмом» (из книги Л. Чуковской «Памяти детства: Мой отец — Корней Чуковский»).
Конец Галереи
49 родителей (22 рабочих, 9 красноармейцев, 18 служащих) кремлевского детсада
7 марта 1929 года родители воспитанников кремлевского детсада устроили собрание. Обсуждали, какие книги нужны дошкольникам, а также книги Чуковского и его единомышленников. Придумали термин «Чуковщина» и стали призывать к борьбе с ней. «Боролись» и ругались на протяжении 10 лет — запрещали издавать книги, писали разгневанные тексты в прессе.
«Чуковский и его единомышленники дали много детских книг, но мы за 11 лет не знаем у них ни одной современной книги, в их книгах не затронуто ни одной советской темы, ни одна их книга не будит в ребенке социальных чувств, коллективных устремлений. Наоборот, у Чуковского и его соратников мы знаем книги, развивающие суеверие и страхи («Бармалей», «Мой Додыр», «Чудо-дерево»), восхваляющие мещанство и кулацкое накопление («Муха-цокотуха», «Домок»), дающие неправильные представления о мире животных и насекомых («Крокодил» и «Тараканище»), а также книги явно контрреволюционные с точки зрения задач интернационального воспитания детей».
Надежда Крупская — заместитель наркома просвещения РСФСР
Написала статью «О «Крокодиле» Чуковского» (газета «Правда», 01.02.1928).
<...> Но из «Крокодила» ребята ничего не узнают о том, что им так хотелось бы узнать. Вместо рассказа о жизни крокодила они услышат о нем невероятную галиматью. Однако не все же давать ребятам «положительные» знания, надо дать им и материал для того, чтобы повеселиться: звери в облике людей это — смешно. <...>
<...> Изображается народ: народ орет, злится, тащит в полицию, народ — трус, дрожит, визжит от страха. <...> Это уже совсем не невинное, а крайне злобное изображение, которое, может, недостаточно осознается ребенком, но залегает в его сознании. <...>
Что вся эта чепуха обозначает? Какой политической смысл она имеет? <...> Я думаю, «Крокодил» ребятам нашим давать не надо, не потому, что это сказка, а потому, что это буржуазная муть.
«Только что сообщили мне про статью Крупской. Бедный я, бедный, неужели опять нищета? Пишу Крупской ответ, а руки дрожат, не могу сидеть на стуле, должен лечь» (из «Дневника» Чуковского, 3.02.1928).
Китайские хунвейбины
Когда в 1960-е годы Чуковский (вместе с некоторыми другими писателями) решил пересказать детям Библию, советские власти сначала потребовали, чтобы слова «Бог» и «евреи» там не упоминались. Спустя 8 лет книга была издана, и называлась она «Вавилонская башня и другие древние легенды», а персонажа Бога там звали «Волшебник Яхве». Тем не менее, тираж был уничтожен. Слухи об этой книге дошли до Китая (где в то время полным ходом шла великая культурная революция), и одна известная молодежная группировка (хунвейбины) потребовала «размозжить голову старому ревизионисту Чуковскому, засоряющему сознание советских детей религиозными бреднями. Запад откликнулся заголовком «Новое открытие хунвейбинов», а наши инстанции отреагировали привычным образом» (из «Воспоминаний о Чуковском» В. Берестова).
В итоге эта книга все-таки была опубликована в 1990 году.
Противник крохотного мальчика, свалившегося с Луны
Чуковский придумал крохотного лилипута Бибигона: будто тот упал с Луны, живет теперь на его даче и боится одного — «огромного и грозного» индюка по имени Брундуляк. Приключения этого героя печатали в журнале «Мурзилка» (с № 11 за 1945 год по № 7 за 1946 год), а затем советская цензура увидела в них полную бессмыслицу, политическую вредность и запретила.
«Нельзя допустить, чтобы под видом сказки в детский журнал досужие сочинители тащили явный бред. С подобным бредом под видом сказки выступает в детском журнале «Мурзилка» писатель Корней Чуковский... <...> Нелепые и вздорные происшествия следуют одно за другим... <...> Дурная проза чередуется с дурными стихами... <...> Натурализм, примитивизм. В «сказке» нет фантазии, а есть одни только выкрутасы. Чернильница у писателя большая, а редакция журнала «Мурзилка» неразборчива» (из статьи «Серьезные недостатки детских журналов» критика С. Крушинского в газете «Правда», 29.08.1946).
Противники «идиллии мухиной свадьбы»
«Это — полная безыдейность, переходящая в идейность обратного порядка. Она — следствие желания во что бы то ни стало приемом жонглирования рифмами, названиями и непонятными словами создать «лепую нелепицу»... Вредная уже своей безыдейностью, такая безделка становится определенно вредной, когда Чуковский берется давать ребенку какую-то мораль. Типичный пример его — «Муха-цокотуха», где воспевается идиллия мухиной свадьбы, совершаемой по традициям заправской мещанской свадьбы (из статьи «Воспитатели мещанства», «Литературная газета», 19.08.1929).
Противник «восхваления вредного насекомого» — мухи
«Вместо того чтобы привить ненависть к этому гнусному и отвратительному насекомому, Чуковский преподносит детям Советской страны свою стихотворную чепуху, восхищаясь мухой — этой гадостью. <...> Так начинается это восхваление вредного насекомого, которое полностью уничтожено в Китайской Народной Республике» (А. Колпаков, из письма в «Литературную газету», 1960).
Противница белой мыши
Весной 1926 года Чуковский написал пересказ сказки «Белая мышка» Хью Лофтинга, в которой главная героиня случайно перекрасилась в желтый цвет вместо серого и не могла в таком виде выйти на улицу.
«Приключения белой мыши» очень сомнительная сказочка. Никаких законов мимикрии в ней нет, а антропоморфизма хоть отбавляй. Боюсь, нас будут очень ругать за эту сказочку. Тут как-то все очень очеловечено, вплоть до лошади, которая живет в кабинете». Такой отзыв написала Злата Лилина — заведующая отделом народного образования Петроградского исполкома.
«Почему у комарика гусарский мундир? Дети, увидев комарика в гусарском мундире, немедленно затоскуют о монархическом строе. Почему мальчик в «Мойдодыре» побежал к Таврическому саду? Ведь в Таврическом саду была Государственная дума. Почему героя «Крокодила» зовут Ваня Васильчиков? Не родственник ли он какого-то князя Васильчикова, который, кажется, при Александре II занимал какой-то важный пост. И не есть ли вообще Крокодил переодетый Деникин?» (из «Дневника» Чуковского)
Владимир Ленин улыбался, Крупская ужасалась
«Я — к Крупской. Приняла любезно и сказала, что сам Ильич улыбался, когда его племяш читал ему моего «Мойдодыра». Я сказал ей, что педагоги не могут быть судьями лит. произведений, что волокита с «Крок.» показывает, что у педагогов нет твердо установленного мнения, нет устойчивых твердых критериев. <...> Эта речь ужаснула Крупскую. Она так далека от искусства, она такой заядлый «педагог», что мои слова, слова литератора, показались ей наглыми. Потом я узнал, что она так и написала Венгрову записку: «Был у меня Чуковский и вел себя нагло» (из «Дневника» Чуковского, 26–28.11.1927).
Отзывы современных читателей
Альтера: «Это ж хоррор натуральный!»
elo4ka302: «Уж не знаю, чем эта книга зацепила мою дочь (1,5 г), но читаем ее практически каждый день. Как по мне, то иллюстрации какие-то схематичные, нет в них действия. Вот мед, вот сапоги... И человеческие лица у героев лично меня пугают. Но ребенок доволен и это самое главное».
Бог в помощь: «Замечательная книга с великолепными иллюстрациями Конашевича. Дух двадцатых годов передан просто шикарно. Комар в красных шароварах и буденовке с шашкой на боку. Жуки рогатые в тулупе и сапогах. Букашечки в лаптях. Это просто песня».
МаRUSя: «Очень понравилась глава «Записки пострадавшего». Пострадавший — сам Корней Иванович. В переводе его сказки «Тараканище» на английский язык нет ни слова про жабу, а вместо этого: «Бедный крокодил позабыл, как улыбаться». На что Чуковский (не без юмора) отвечает: «Таким образом, жабу, как видите, пришлось проглотить не крокодилу, а мне. И не одну жабу, а пять или шесть».
InsomniaReader: «…не рекомендую только Крокодила — полный сюжетный бред, на мой взгляд. Ребенку решила не читать вовсе. Наши хиты — Телефон и Путаница, а ваши?»
mamabo: «Книга про великанов-людоедов мне не нравится. Кровожадная какая-то. Зато она очень нравится ребенку. И не только моему. Мне страшно даже смотреть на огромного великана Корморана и двухголового Блендербора. А сын готов слушать эти сказки три раза в день. <…> Так как книга была не наша, а из библиотеки санатория, где мы отдыхали, то я была рада ее вернуть. Покупать не будем. Думаю, что можно обойтись и без нее».
astra555: «Да Корней Иваныч отдыхает перед народными сказками! Их сплошь и рядом надо прекратить читать и показывать детям: там же сплошное насилие, предательство, обман, воровство и самосуд! <...> Колобка и козлят съели, теремок медведь раздавил...»
Что еще написал Корней Чуковский
Полное собрание его сочинений насчитывает 15 томов. Из них всего лишь часть первого тома — произведения для детей.
Писал критические статьи и очерки, книги про известных современников и мемуары.
Переводил мировую классику (например, «Барона Мюнхгаузена», «Робинзона Крузо» и др.).
Исследовал творчество Николая Некрасова и других представителей русской литературы.
«Чукоккала» — альманах, в котором Чуковский собрал автографы поэтов, писателей, музыкантов, художников и др.
«Дневник» — трехтомник дневниковых записей, которые Чуковский вел почти семь десятилетий. Он дружил или был близко знаком едва ли не со всеми выдающимися современниками. Все они представлены на страницах его дневника. О себе же он написал следующее:
«Я, как незаконнорожденный, не имеющий даже национальности (кто я? еврей? русский? украинец?) — был самым нецельным, непростым человеком на земле... Мне казалось, ...что я единственный — незаконный, что все у меня за спиной перешептываются и что, когда я показываю кому-нибудь (дворнику, швейцару) свои документы, все внутренне начинают плевать на меня... Когда дети говорили о своих отцах, дедах, бабках, я только краснел, мялся, лгал, путал... Особенно мучительно было мне в 16–17 лет, когда молодых людей начинают вместо простого имени называть именем-отчеством. Помню, как клоунски я просил даже при первом знакомстве — уже усатый — «зовите меня просто Колей», «а я Коля» и т.д. Это казалось шутовством, но это была боль».
p.s.
«Мне хочется записать об одном моем малодушном поступке. Когда в тридцатых годах травили «Чуковщину» и запретили мои сказки — и сделали мое имя ругательным, и довели меня до крайней нужды и растерянности, тогда явился некий искуситель (кажется, его звали Ханин) — и стал уговаривать, чтобы я публично покаялся, написал, так сказать, отречение от своих прежних ошибок и заявил бы, что отныне я буду писать правоверные книги — причем дал мне заглавие для них «Веселой Колхозии». У меня в семье были больные, я был разорен, одинок, доведен до отчаяния и подписал составленную этим подлецом бумагу. В этой бумаге было сказано, что я порицаю свои прежние книги: «Крокодила», «Мойдодыра», «Федорино горе», «Доктора Айболита», сожалею, что принес ими столько вреда, и даю обязательство: отныне писать в духе соцреализма и создам «Веселую Колхозию». <...> Через 2-3 месяца я понял, что совершил ужасную ошибку. Мои единомышленники отвернулись от меня. Выгоды от этого ренегатства я не получил никакой. И с той поры раз навсегда взял себе за правило: не поддаваться никаким увещаниям омерзительных Ханиных, темных и наглых бандитов, выполняющих волю своих атаманов» (из «Дневника» Чуковского, 30.06.1968).
